Знаете, как любимый предмет становится ненавидимым? (Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором
город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой
башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом,
Хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды...
Пропал Ершалаим -- великий город, как будто не существовал на свете.)
Когда сидишь и готовишь его к экзамену. Когда понимаешь, что не в состоянии запомнить. Когда предвкушаешь завтрашнюю здачу.
Ты. Ты сидишь и понимаешь, что голова - это же сосуд. Чувствуешь, что она переполнена.
Найдите у меня "ресет".
Не надо спать, не надо есть, не надо думать - это занимает много места. Надо учиться.
Два дня сплошного тупизма.
"Тихо шифером шурша еде крыша не спеша"
Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную
тучу принесло с моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца
нисана.
Она уже навалилась своим брюхом на Лысый Череп, где палачи поспешно
кололи казнимых, она навалилась на храм в Ершалаиме, сползла дымными
потоками с холма его и залила Нижний Город. Она вливалась в окошки и гнала с
кривых улиц людей в дома. Она не спешила отдавать свою влагу и отдавала
только свет. Лишь только дымное черное варево распарывал огонь, из кромешной
тьмы взлетала вверх великая глыба храма со сверкающим чешуйчатым покрытием.
Но он угасал во мгновение, и храм погружался в темную бездну. Несколько раз
он выскакивал из нее и опять проваливался, и каждый раз этот провал
сопровождался грохотом катастрофы.
Всегда читала этот отрывок на поступлениях в театральные учереждения. Наверное он везучий для меня.
Другие трепетные мерцания вызывали из бездны противостоящий храму на
западном холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи
взлетали к черному небу, простирая к нему руки. Но опять прятался небесный
огонь, и тяжелые удары грома загоняли золотых идолов во тьму.
Ливень хлынул неожиданно, и тогда гроза перешла в ураган. В том самом
месте, где около полудня, близ мраморной скамьи в саду, беседовали
прокуратор и первосвященник, с ударом, похожим на пушечный, как трость
переломило кипарис. Вместе с водяной пылью и градом на балкон под колонны
несло сорванные розы, листья магнолий, маленькие сучья и песок. Ураган
терзал сад.
В это время под колоннами находился только один человек, и этот человек
был прокуратор.
Теперь он не сидел в кресле, а лежал на ложе у низкого небольшого
стола, уставленного яствами и вином в кувшинах. Другое ложе, пустое,
находилось с другой стороны стола. У ног прокуратора простиралась неубранная
красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки разбитого кувшина.
А теперь еще личные ощущения. Простите, слов не хватает...